Вера — это шаг из лодки на воду

Постоянно употребляя слова «вера», «верить», «верующий», подхватывая за священником или диаконом «Верую во Единого…», задумываемся ли мы о том, что это такое — вера? Что значит верить в Бога? Почему один человек верит в Бога, а другой нет, в чем разница между этими двумя людьми? Как и почему обретает веру вчерашний безбожник? Попробуем прояснить это для себя с помощью главного редактора нашего журнала игумена Нектария (Морозова).

— Прежде всего — что есть вера? Это рациональное убеждение, некий вывод, к которому человек приходит, наблюдая и размышляя, — или это иррациональное душевное (духовное) состояние? Что должен сделать человек, чтобы прийти к вере?

— На вопрос о том, что есть вера, лучше всего ответил, безусловно, апостол Павел в Послании к Евреям: осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (11, 1). Нам хорошо известно, что такое доверие. Мы общаемся с человеком, и благодаря его поступкам, его поведению по отношению к нам у нас возникает доверие к нему. Вера в Бога — это тоже доверие к Нему. Но здесь человек должен — даже совсем Бога не зная, не видя еще Его в своей жизни — поверить в то, что Он есть. Это очень похоже на тот самый шаг апостола Петра — с борта лодки на вздымающийся вал Генисаретского озера (см.: Мф. 14, 29). Петр совершает этот шаг по слову своего Учителя.

Как возникает вера в сердце человека — на этот вопрос до конца ответить невозможно. Вокруг нас масса людей, верующих и неверующих; как среди тех, так и среди других есть люди добрые, честные, милосердные, порядочные… И невозможно провести черту, сказать: вот этот тип людей с неизбежностью приходит к вере, а вот этот нет. Вера — это встреча с Богом, и она у разных людей происходит по-разному. Один человек переживает эту встречу непосредственно и не нуждается в рассуждениях, а другой думает, анализирует и приходит наконец к выводу, что Бог есть, и эта уверенность ума передается его сердцу. Один только разум, без участия сердца, к вере не приводит. Есть сколько угодно ученых, прекрасно понимающих, что ни одна из существующих научных теорий не объясняет зарождения вселенной, но неспособных почему-то сказать: «Верую, Господи и Создателю». Воспользоваться анализом может только тот человек, у которого встреча с Богом в сердце произошла. Есть такие слова в Апокалипсисе: Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною (3, 20). Кто-то услышит этот стук и откроет дверь — будучи ученым и придя в конце концов к выводу о бессилии науки в объяснении определенных вещей. Кто-то вдруг услышит стук, раздававшийся на самом деле всю его жизнь — получив нежданную помощь в скорби. А кто-то — когда его все бросят, когда он останется совсем один. И поймет, может быть, впервые, что есть Кто-то, Кто его любит. Но каждый из них узнает Бога, до той поры неведомого, в ощущении, которое ни с чем не перепутаешь. Потому что встреча с Богом предполагает узнавание. Ответить на вопрос, почему человек узнал Отца именно в этот момент, а не раньше, не позже — невозможно, конечно. Но любого из нас можно сравнить с плодом, висящим на ветке и созревающим в свой срок. Просто кто-то созреет, а кто-то так и провисит и упадет в конце концов с этой ветки несозревшим… Что такое вера? Одним словом можно ответить так: вера — это чудо.

— Вот, чудо произошло… И что дальше? Как укрепиться в вере? Как не потерять ее? Ведь бывает, что человек веру теряет.

Бушков В.А. Хождение Иисуса Христа по водам. Палех

— Люди часто спрашивают: что надо, чтоб укрепилась вера? Чтоб из зернышка она превратилась в могучее дерево? А для этого нужно по вере жить. Святых подвижников спрашивали: как обрести дар любви? И они отвечали: делай дела любви, и сердце твое обретет любовь. То же и с верой. Ведь есть вера ума, а есть вера сердца. Есть вера-знание, а есть вера-опыт. До того, как апостол Петр пошел по воде, он тоже знал, что для Бога все возможно, но знал теоретически. А ступив на воду, он обрел опыт — опыт веры. И такого опыта в жизни Петра, в жизни других апостолов и святых угодников оказалось много. По сути, Евангелие требует, чтоб мы пошли по воде. Оно требует от нас того, что с точки зрения земного разума — «здравого смысла», не учитывающего Вечности, — не только неразумно, но и вредно. Скажем, подставлять правую щеку, если ударили по левой (см.: Мф. 5, 39) — разве не вредно? Человек может спрашивать: ну хорошо, я исполню все, что требуется, а что со мной будет-то после этого? А может этого вопроса не задавать, а просто исполнить все, как велел Господь. И если человек поступит таким именно образом, он почувствует: там, куда он ступил, там, где не только почвы, даже воды не было — там есть опора, и она крепче всех земных опор. Так приходит опыт веры: я сделал что-то, послушавшись Господа, и Он меня не подвел, Он оказался верен. Бывает и иначе. Бывает, что человек обращается к Богу из бездны отчаяния, когда, кажется, никакого выхода из его ситуации нет и быть не может — и вдруг стены колодца, на дне которого человек себя видит, рассыпаются, и он выходит на Божий простор. Господь вмешался, потому что Он всегда рад прийти на помощь. И это тоже опыт, из которого рождается живая вера. Так человек ее обретает, так он в ней растет и укрепляется. А теряет — противоположным образом. Когда человек не складывает крупицы своего опыта в сокровищницу сердца, не отвечает Богу благодарностью, когда он говорит Богу: нет, я этого не хочу, не воспринимаю, не понимаю — тогда и происходит оскудение веры. Внезапно веру потерять нельзя; к потере веры человек идет, так же, как и к обретению веры. И то, и другое — результат множества маленьких шагов, которые мы совершаем. Потому важно вовремя понять, как опасны мелкие, незаметные, неосознаваемые шаги в сторону от Христа.

— От иного психолога можно услышать, что вера — это всего лишь оптимальный для определенных натур способ жить, уход от всех проблем. Боюсь, что моя натура именно такова. Я знаю, что не могу без веры обойтись; но — вот парадокс — именно поэтому меня преследует сомнение в истинах веры. Мне думается, что я верю только потому, что вынуждена; что моя вера имеет характер некоей условленности с самою собою: «Чтобы жить — давай условимся, что для нас с тобой отныне вот так, а не иначе». Что бы Вы сказали на это?

— Вы крайне усложнили то, что на самом деле очень просто. Вера — это действительно способ жить. Более того — единственный способ жить по-настоящему. Не существовать, не выживать, не коротать жизнь, а именно жить. Жизнь — это Божий дар. Множество людей растрачивают этот дар впустую, попирают его ногами, бездумно играют с ним или превращают его в некое постоянное для себя мучение — а живет-то по-настоящему меньшинство! Живут те, для кого жизнь — дар от Бога. И если человек выбирает жизнь с Богом, то это не психологический прием, применяемый им к самому себе, не условленность с самим собой, не субъективный выбор, связанный с особенностями личности, нет, это просто единственный верный путь. И совершенно не надо этого бояться.

А что касается того, что вера есть уход от проблем — вера на самом деле порождает огромное количество проблем. Для человека, познавшего Бога, врать — проблема, поступить корыстно — проблема, отказать ближнему в помощи — проблема. Вещи, которые раньше казались нравственно нейтральными, обретают именно нравственную окраску. Добро и зло явственно расходятся по своим полюсам, и человек лишается возможности компромисса. Сказать, что с верой жить проще, чем без веры, может только человек, не имеющий о вере никакого понятия. Вера — это не уход от ответственности, а, напротив, полная ответственность человека за его жизнь.

 

— Но разве нет, разве не было людей неверующих, но при этом совестливых? Разве они, оказываясь перед трудным выбором, не принимали ответственность на себя, не поступали нравственно? И можем ли мы назвать жизнь иного неверующего человека ущербной и неполноценной, если это великий ученый, например?

— В том-то и дело, что вера — не компенсация неполноценности, не удел неудачников. В жизни есть много вещей, которые вполне могут человека удовлетворять. Но о людях, которые «прекрасно» обходятся без веры, Господь в Священном Писании говорит: Не имать Дух Мой пребывати в человецех сих во век зане суть плоть (Быт. 6, 3). Человек может стать настолько плотяным, настолько земным, что его душа практически умирает в нем, и дух угасает, и он даже не ощущает потребности в том, для чего он создан. Но это тоже свободный выбор человека, и тоже некий итог, к которому он может прийти. Безрелигиозная совесть, о которой так много говорили в советские времена, — это та самая лукавая совесть, об очищении от которой молится священник в молитве Великого входа. По-настоящему верующий человек никогда не станет утверждать: «Я живу по совести», потому что знает: его совесть лукава. С помощью безрелигиозной совести человек себя обманывает. Люди, которые не обманывали себя, — святые — видели себя великими грешниками. Они смотрели на себя теми глазами, которыми смотрит на нас Господь. А обычный человек видит себя лучше, чем он есть. Человек, считающий, что его совесть чиста, нечестен с собою. «Чистая революционная совесть» железных большевиков и пламенных комсомольцев не мешала им, напротив, подвигала их на братоубийственную войну, террор, разрушение храмов. Есть субъективные критерии — их-то и выбирает для себя безрелигиозная совесть, причем каждый раз заново, в зависимости от эпохи — а есть незыблемый вечный критерий, это Господь.

— Что есть сомнение: гордыня рассудка, убежденного, что только он один может все постигнуть, или просто-напросто здравость рассудка, его нормальное функционирование? Что делать с сомнением — просто молиться? Или попытаться переубедить рассудок на его языке, то есть его же рассудочными доводами?

— Сомнение сомнению рознь. Есть сомнения, которыми колеблет наш ум враг. Все то, что делает в отношении нас враг, вменяется не нам, а ему. Другое дело — находят ли эти сомнения, колебания какую-то почву для себя в нас. Здесь начинается область уже нашей ответственности. Если мы укрепляем, развиваем, культивируем возникающие сомнения в своем сердце и сознании, значит, мы сами по той или иной причине склонны к ним. По какой же причине? Заметьте: люди нечестные и непорядочные бывают, как правило, недоверчивы и подозрительны к другим. Они никому не доверяют, потому что знают, что им самим доверять нельзя, и судят о других по себе. Так и здесь. Человек верный и преданный Богу не усомнится в Нем: если уж на меня, грешного, можно положиться, то тем паче на Господа.

— Значит, любое обдумывание, продумывание, следовательно, развитие своих сомнений — это заведомо грех?

— Мыслительная способность — это то, что дано человеку для созидания. Для созидания души, дома душевного, собственной жизни и жизни вокруг себя. А бывает так, что мыслительный процесс выходит из-под контроля и становится хозяином человека. Тогда уже не мысль для человека, а человек для мысли. Должен ли человек думать? Да, он мыслящее существо, он должен думать. Но мыслительная деятельность должна находить опору в его сердце. Если вера у человека только в голове, он будет постоянно колебаться. Как только она спустится в область сердца, сомнения уйдут. Что для этого нужно? Для этого нужно стать проще. Потому что Бог — существо совершенно простое. А человек стал сложным в результате грехопадения. Но, по мере обретения той простоты, которую сообщает нам христианство, человек обретает способность верить просто, как дети. Почему Господь говорит: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 3)? В чем секрет этой детской веры? Ребенок не умеет не доверять. Вот он потерялся, мы подходим к нему, берем за руку и говорим: «Пойдем, отведу тебя к маме». И он вкладывает свою ладошку в нашу и спокойно идет за нами. А мы, взрослые, недоверчивы: даже и того человека, который искренне предлагает нам помощь или спрашивает о нашем здоровье, мы в чем-то подозреваем. Это наша испорченность, искореженность грехом — с одной стороны, а с другой — горьким опытом нашей жизни. Но каждый человек призван обрести веру детскую. Перестать копаться в своих сомнениях, в своих рассуждениях и обратиться к своему непосредственному опыту. Ведь у каждого верующего он есть — опыт непосредственного участия Бога в его жизни. У каждого была такая минута, когда он не мог не понять: это Господь. Когда приходит сомнение, нужно просто вспомнить эту минуту — когда твоя рука легла в руку Божию. Ты же тогда знал, что это Он? Почему же теперь не веришь? Чем ты загромоздил свою дорогу к Богу? Что ты здесь настроил, какие рассуждения? Это все тебе не нужно. Когда мы вкладываем свою руку в руку Божию и Господь ведет нас путем порой трудным, жестким, но мы не вырываем своей руки, не убегаем — от этого вера крепнет.

— А что, если это самое «мне Бог помог» — лишь некое самовнушение, самогипноз, благодаря которому я смогла себя внутренне организовать и выйти из какого-то кризисного состояния?

— Если вы отказываетесь видеть помощь Божию и за нее благодарить, просив и получив ее, вы оказываетесь в числе тех самых девяти прокаженных, которые, будучи очищенными от проказы, не сочли нужным прийти и поблагодарить Христа (см.: Лк. 17, 12–19). Та душевная проказа, которой они страдали, была куда страшнее проказы телесной. Это неверие и неблагодарность, а вера дается благодарному сердцу. От неблагодарности и внутреннего предательства вера уходит.

 

— Я не раз читала о том, что в вере нельзя опираться на видимые, объективно свидетельствуемые чудеса — мироточение икон, схождение Благодатного Огня, отпечаток на Туринской Плащанице, благоухание мощей святых; что опора должна быть иной. Но мне все эти чудеса очень нужны!

— Такая странная вещь: признать чудо чудом и опереться на него можно, только если ты уже имеешь веру. Если веры нет, чудо не убедит. Человек даст ему какое угодно объяснение или вовсе никакого объяснения не даст — просто забудет о нем. Для многих репортеров, рассказывающих о нисхождении Благодатного Огня в Иерусалиме на Пасху, это только новость в потоке новостей: она не изменяет их, как, кстати, не изменяет человечества в целом. Видимые чудеса — гораздо менее чудеса, чем те, которые происходят в сердцах человеческих. То, что мытарь Закхей, взрослый, состоятельный, скорее всего, по-настоящему испорченный своей жизнью и профессией человек, залез на смоковницу, чтобы увидеть Христа, — чудо (см.: Лк. 19, 1–10). А то, что Солнце остановилось, — не чудо. Тот, Кто создал это солнце, может его и остановить. Тот, Кто создал море, может сделать так, чтобы оно расступилось. А вот обратиться к Богу человек может только сам, по своему личному выбору. И это действительно чудо. Чудо — когда человек молится и вдруг чувствует, что Господь слышит его молитву, что Он ему отвечает — не голосом, не светом, а вот этим прикосновением к сердцу. Вот это гораздо чудеснее, чем расступившееся море. Я, может быть, чье-то осуждение на себя навлеку, но скажу все же, что лично для меня схождение Благодатного Огня не так важно, как те маленькие, казалось бы, чудеса, которые Господь совершал в моей собственной жизни. И если бы вдруг выяснилось, скажем, что нет никакого Благодатного Огня, что это просто трюк, как утверждают некоторые (сам я так не думаю, безусловно) — моей веры это нисколько не поколебало бы. Если вера человека рушится, как карточный домик, от разоблачения чуда — значит, это вовсе не вера. Видимое чудо у нас могут отнять, а вот то чудо, которое ведомо мне одному, которое произошло в моем сердце, никто и никогда у меня не отнимет. Повышенное внимание к видимым чудесам, стремление опереться на них в вере сродни стремлению опереться на костыли. Это слабость, хотя слабость не постыдная, естественная для нас. Однако надо учиться ходить без костылей.

Но еще раз скажу: для того чтобы с нами происходили эти подлинные, невидимые миру чудеса, надо стать как можно проще, не путаться в собственных мыслях. Есть вещи, которые не поддаются анализу. Мы можем анализировать внешние события и какие-то происходящие у нас в душе процессы, но наши взаимоотношения с Богом препарировать и анализировать, словно данные научного эксперимента, не надо. Надо понять, что нас лишает благодати, а что помогает ее стяжевать. Когда-то Господь не дает нам благодати, потому что это преждевременно, нам она сейчас не будет полезна; когда-то — чтоб у нас не сложилось впечатление, что она легко дается. Но в основном — гнев, осуждение, тяжелые, грубые грехи лишают наc благодати. И если мы постараемся избавиться от них, мы увидим, что есть еще какие-то, казалось бы, мелкие вещи, которые тоже лишают нас благодати. Есть что-то такое в нас самих, что благодати противится. Если мы это понимаем, значит, мы учимся благодатной жизни. А благодать и вера — понятия неразрывные, потому что подлинная вера — это дар благодати Божией. Когда в человеке вера жива, он ее ощущает именно как жизнь. От какой смерти нас Господь спас? От той, которою является на самом деле жизнь без Него. Чувство жизни с Богом — это и есть вера.

— Есть ведь какая-то связь между сомнением и грехом. Человеку, не желающему или не находящему в себе сил расстаться со своими грехами, подсознательно надо, чтоб не было никакого Создателя и Судии.

— Когда мы молимся, просим: «Господи, помоги, я пропадаю без Тебя», мы верим, что Он есть, что Он нас слышит и придет на помощь. Если бы не верили, то не молились бы. Но вот другая ситуация: человеку не нужна уже помощь, и он собирается совершить некий грех. Однако совесть подсказывает: Тот, Кому ты молился, — здесь, Он никуда не пропал. Как ты молился перед Его лицом, так ты и грешишь — перед Его лицом. А человек говорит: нет, это не так, где оно, это лицо?.. В старину были люди, которые полотенцами занавешивали иконы в своем доме прежде, чем совершить нечто греховное. Так же и Адам прятался от Творца своего между деревьями рая, как сказано в Книге Бытия (3, 8). Если человек, получивший от Бога дар веры, будет по вере жить, она будет в нем укрепляться, в противном случае — незаметно уйдет от него.

— Этим, наверное, и объясняется испуг грешного человека при встрече с чудом, желание, чтоб чуда не было, чтоб оно оказалось обманом зрения или чьим-то трюком?

— Если вас пугает чудо Божие, значит, у вас, как у жителей страны Гадаринской, есть свои свиньи, которые вам дороги, и вам не хочется, чтобы они бросились в озеро и там погибли (см.: Мк. 5, 11–14; Лк. 8, 32–34; Мф. 8, 30–34). Свиньи бывают разные, у кого-то они большие, толстые, хрюкают, трудно их не заметить, а у кого-то вполне симпатичные розовые свинки — но совесть-то подсказывает, что это свинки все-таки! Оттого и страшно, что вот сейчас явится Господь — и все то, что в нас несовместимо с Его светом, обнаружится и будет вытеснено, изгнано прочь. Страх и желание отвернуться в данном случае — защитная реакция. Однако в силах человека — каждый раз — сказать: «Господи, такой, как я есть — я боюсь Тебя; но я хочу научиться Тебя любить. Потому что я понимаю, что без Тебя пропаду».

— Сомнение и маловерие — как соотносятся эти понятия? Это одно и то же или нет?

— Это понятия очень близкие. Помните, Господь говорит Петру, протягивая ему Свою руку: маловерный! зачем ты усомнился? (Мф. 14, 31). Маловерие — это малая вера, вера, которая живет в человеке, но не заставляет человека жить в соответствии с нею. Помните эпизод с исцелением бесноватого отрока? Отец этого отрока говорит Господу: если что можешь, сжалься над нами и помоги нам (Мк. 9, 22). У него есть вера, ее хватает на то, чтобы обратиться к Учителю, но не хватает на то, чтобы верить в Его всемогущество.

— Есть люди, которые говорят, что не могут поверить в Бога и во все, что происходит в Церкви: «Нет веры, и все. Такой (такая) я, видно, по природе — неверующий (неверующая)». Что бы Вы сказали такому человеку?

— Ничего бы говорить не стал. Бесполезно что-то говорить, доказывать человеку, который сам выставляет щит меж собой и Богом. О таком человеке нужно молиться, чтоб Господь его просветил. И являть ему ту любовь, которая в христианах, — главное свидетельство о привлекающем к себе сердца человеческие Боге Любви.

Беседовала Марина Бирюкова

Журнал "Православие и современность", №22 (38), 2012 г.